Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдобавок Сталин по разным причинам поддерживал Гоминьдан, то есть буржуазно-демократическую власть Китая, как власть, которая сопротивляется японцам. И оружие, и эксперты из СССР шли в основном туда, а не к Мао и его армии. И этого Мао тоже не забыл. Кстати, хотя документов найти не удалось, но есть сведения, что Сталин разделял позицию Черчилля, который хотел после войны создать два Китая: северный и южный. Эти огромные территории и географически, и ментально, и лингвистически очень различны, а потому план мог быть реализован. Но Рузвельт еще на Тегеранской конференции выступил за единый Китай, и, более того, предложил вписать Китай после войны в постоянные члены Совета безопасности ООН. Тогда, по большому счету, КНР еще не было — там шла гражданская война и война с японцами. В общем, нам до сих пор китайские историки и политики припоминают, что мы сначала во Второй опиумной войне встали на сторону Великобритании, а потом тоже «не с теми» мировыми лидерами дружили…
Но, пока суд да дело, я начал создавать цифровые музеи. Например, к 20-летию российской Конституции открыл виртуальный Музей конституционной истории России. Перед этим посчитал, что на музей офлайн потребуется минимум 100 миллионов рублей — на все эти помещения, стенды, экспозицию. И тогда всего за полгода мы с коллегами создали музей виртуальный: «первый этаж» — конституционная история до 1917 года, «второй этаж» — советский период и «третий этаж» — современность. Причем этажи эти буквальные: художники и программисты воссоздали интерьеры каждой эпохи, залы, по которым можно «ходить», экспонаты рассматривать, фильмы смотреть. С помощью 3D-сканера оцифровали редкие артефакты. Их теперь можно чуть ли не руками трогать, виртуально конечно. Музей мы передали Президентской библиотеке в Санкт-Петербурге. Работает двадцать четыре часа в сутки, бесплатно, семь дней в неделю. Конечно, не миллион посетителей, как на каналах в YouTube, но и то хорошо, ведь конституционная история — очень специфическая тема. Скоро будем свой музей модернизировать — чтобы молодежи было интересно.
Очередная командировка. Аэропорт. Ожидание посадки. И это прекрасно, потому что есть время опять подумать о том, что еще необходимо обязательно написать. Сижу, соображаю, записываю всё, что приходит в голову. Перечитываю написанное и понимаю, что получается такой небольшой калейдоскоп маленьких разрозненных зарисовок, которые могут оказаться теми самыми штрихами к портрету — моему или эпохи, — что добавят ему яркости и, возможно, высветят что-то важное, случайно забытое или нечаянно пропущенное.
Начну эти записи, как водится, от истоков — с истории моих родителей. Без них не было бы и меня — такого, каким я стал, точнее, каким меня они воспитали.
По материнской линии я из Горбачёвых. Так что, видимо, не зря судьба с Михаилом Сергеевичем свела. Мои Горбачёвы проживали в селе Савинском Рыбинской губернии Ярославской области. Где-то в 1914 году дед Алексей Фёдорович Горбачёв в 19 лет отправился в Питер, где стал рабочим Путиловского завода. Может, он тогда и с предками Владимира Владимировича был знаком. Когда началось движение 25-тысячников, дед, как передовой рабочий, попал в Крым. Был там первым трактористом, ездил на «фордзоне». Там женился на Антонине Дмитриевне, и они родили себе мою маму, Зою Алексеевну, и трех ее сестер — Веру, Лилию и Тамару.
Когда мои родители поженились, маме пришлось долго вести жизнь жены офицера Советской армии. Она, как могла, устраивала и обихаживала семейное гнездо — сначала в гарнизоне, а потом в станице, куда отцу пришлось вернуться с семьей после того, как Никита Сергеевич Хрущёв стал весьма оригинально бороться за мир и в рамках этой борьбы в одночасье резко сократил армию. Станица называлась, да и сейчас зовется Солдатская. Это в Кабардино-Балкарии.
А что такое станичная жизнь начала 1960-х? Это фактически натуральное хозяйство: никаких денег, никаких магазинов нет, да и работы особой для мамы не было.
И нас тогда очень выручало то, что мама прекрасно шила. У нее от ее бабушки остался драгоценный подарок — старенькая машинка «Зингер». Так на этой машинке мама много лет и себя обшивала, и брата, и меня. Отцу ее рукоделье тоже было по душе, потому что никто в округе не мог так пошить папе галифе, как она, да и тот же любимый им френч.
Я это к чему? Да к тому, что до самого десятого класса у меня не было ни одной купленной вещи. Даже зимнее пальто она мне сшила сама: как сейчас помню, серое такое, в черную елочку из очень толстого материала. Как она его пробила на своем «Зингере»? До сих пор не понимаю.
Когда мама что-то для меня шила, то обязательно со мной советовалась. И так, с ее легкой руки, прослыл я в станице страшным модником. Да и на первом курсе в университете одевался я исключительно у личного модельера по имени Зоя Горбачёва в швейной мастерской под названием «Мама и Ко».
А еще маме удалось найти работу сельского библиотекаря. Сначала со мной бабушка дома сидела, а после ее смерти перед мамой встал вопрос: куда деть ребенка, если надо работать? Ответ: забрать его с собой в библиотеку. Что мама и делала. В итоге я вырос в прямом смысле слова между книжными полками. У меня тогда был специальный матрасик, который мама мне сшила. В одной из комнат библиотеки, под которую отдали большой частный дом, я на этом мамином матрасике и жил: спал, ел, играл. И, конечно, читал.
Сначала я перечитал все имеющиеся на полках сказки, потом всю фантастику, потом и более серьезную литературу. И то, что мама брала меня с собой на работу, а я с пеленок жил своей жизнью между книжными стеллажами, сыграло не последнюю роль в моем бессистемном образовании.
И еще. Я всю свою жизнь помнил и помню сейчас ни с чем не сравнимый запах книг, книжной пыли. И лучше его для меня на всем белом свете ничего не существует.
Во времена жизни в маминой библиотеке у меня была разработана своя система чтения. Книги я читал целыми собраниями сочинений, полками, по авторам — в алфавитном порядке. Причем иногда дочитывал начатое из чистого упорства: мне уже и не слишком интересно было кого-то читать, не все же одинаково нравится, но я должен был этого автора добить!
И если продолжать про книги, то есть у меня еще одна история. Когда я учился на втором курсе в университете, денег всегда не хватало, поэтому очень нужна была работа. Так случилось, что в Ростове-на-Дону только-только построили в микрорайоне Западный новый троллейбусный парк. Пригнали чешские троллейбусы, и на всех этих троллейбусах были шелковые такие веревки — толстые, витые, страшно прочные и на вид просто роскошные. За них водитель троллейбуса поднимал или опускал штанги. Так вот эти веревки местные ловкачи повадились срезать. Веревка-то просто шикарная, в хозяйстве всегда пригодится.
И тогда троллейбусный парк кинул клич в студенческом общежитии, мол, кто может — помогите, приходите сторожить. Я на этот отчаянный призыв тут же откликнулся и по ночам отправлялся сторожить эти троллейбусы и гонять злоумышленников, чтоб веревки не крали. Ночи были длинные, особенно осенью и зимой, а спать никак нельзя. Надо что-то делать. Вот я в студенческой библиотеке соседнего университета договорился, что буду брать у них книги. И пока сторожил свои троллейбусы, прочитал всего Оноре де Бальзака — 24 тома. Коричневые такие толстые книжки. Так вот ночами лежал на письменном столе в бытовке и читал Бальзака.